Рассуждение Мастера Коло о роли сознания в бессмертии духа
Я помню этот разговор, как будто он был вчера. Был жаркий южный вечер, плавно перерастающий в ночь. Шум прибоя задавал древний ритм, заведённый кем-то ещё миллионы лет назад. Мы внимательно прислушивались к нему, медленно потягивая мате на двоих, передавая калабасу из рук в руки. Мир плавно погружался в особую тишину, полную звуков и смыслов. И очень ярко пришло осознание того, что нет ничего важнее этого момента в абстрактном «здесь и сейчас».
Я даже не сразу услышал, как Мастер Коло начал плести новые звенья рассказа. Его тихий спокойным голос так вплетался в эту «живую» тишину, что звучание казалось таким же естественным, как шум прибоя, шелест пальмовых листьев, которые слегка трепал ветер, и звуки ночных джунглей, в которых уже начиналась жизнь, столь отличная от дневной.
— … не знаю, сколько я пробыл там, но было очень хорошо. Не было границ и условностей, я мог быть везде и одновременно нигде, и меня не волновало отсутствие оболочки и каких-либо правил. Я просто был. Но всему приходит конец, и в какой-то момент я почувствовал некую потребность, направленность, постепенно приобретающую смысл.
Сначала это было незначительное усилие, но чем больше эта направленность приобретала сильное и яркое звучание, тем сильнее я понимал, что отличаюсь от других сгустков энергии, также пребывающих в этом Нигде. И когда я полностью осознал себя как «себя», я почувствовал импульс, тянущий меня вниз.
Сначала мой полёт-падение были легким, но постепенно давление увеличивалось, пространство вокруг становилось всё более и более плотным. Я впервые почувствовал, что мне не хватает воздуха, хотя до этого я никогда не был знаком с понятием физического дыхания. А также я чувствовал жар, невыносимый жар, который припекал меня со всех сторон.
…Честно говоря, я не понимал, за что мне такое наказание. Я чувствовал себя как невинно осужденная жертва, которую лишили всех её благ и бросили прямиком в бездну, в неизвестность, из которой нет шанса выбраться самостоятельно, и остаётся лишь ждать чьей-то милости.
Давление становилось всё сильнее, и я уже думал, что не справлюсь, но мгновение безграничного ужаса прошло, и мне был дарован глоток воздуха, больше напоминающий священный нектар.
Я никогда не забуду того счастья, когда за бесконечными мгновениями боли и смятения последовал покой, но уже не тот абсолютный покой, в котором я пребывал в том бесконечном Нигде, а какой-то новый покой: покой тела, которое выполнило хорошую работу, покой разума, что в тиши не-ума ожидает новой задачи…
Проснувшись, я начал осознавать новую для себя жизнь и реальность, и в этой новой реальности мне всё казалось неожиданным и странным. Неожиданными и странными были создатели моего тела: бабка с добродушным и круглым лицом да резкий, но несколько рассеянный дед. Они назвали меня Коло, в честь небесного круга, слепящего солнца, но чаще всего они звали меня ласковым прозвищем — «Колобок».
И сотворили они меня весьма странно и неожиданно: одним знойным летним днём дед, сидя на крыльце и наблюдая из тени избушки за кристальной синевой неба, встрепенулся и внезапно в ультимативной форме потребовал у бабки создать меня. На вполне логичный вопрос: «А как?» дед крепко задумался, а потом, тряхнув головой, махнул рукой и, как я уже говорил, со свойственной ему рассеянностью посоветовал поскрести, помести и, может, что-нибудь да и получится. Но ещё немного подумав, он потребовал, чтобы обязательно получилось. Бабка лишь понимающе улыбнулась.
Как она меня всё-таки сотворила, не знаю, но я полагаю, что это была какая-то особая магия… — тут Мастер Коло усмехнулся и, прищурившись, посмотрел на уже неразличимый горизонт.
Затем продолжил:
— Однако бабка меня только журила, когда я ей так восторгался, и как-то даже немного строго (а она не умеет быть строгой или злой) говорила: «Грешно…».
Я не понимал её ласкового и светлого всезнания, как не понимал и строгости вкупе с постоянной озадаченностью деда.
В какой-то момент мне стало тесно в этой избе, ибо каждый угол я давно уже знал наизусть. Внутри клубилась нерастраченная сила и чувство непокорности напополам с искрящимся во все стороны любопытством. И когда дед снова внимательно взирал на каскады неба, а бабка отвлеклась на созвездия теста на её столе перед печкой, я сорвался с окошка избы, и начал свой путь, всё быстрее удаляясь от своего недавнего приюта. Я слышал, как меня окликали, но не останавливался до тех пор, пока уже не было слишком поздно, чтобы вернуться. Я увидел, что дед лишь махнул рукой и снова начал всматриваться в бездонную синеву неба, а бабка стояла на пороге и провожала меня добрым, но немного грустным взглядом.
Так я продолжил свой путь дальше.
Я пробирался сквозь леса и поля, горы и реки, моря и океаны. Мир вокруг меня был полон и силен, а я был молод и весел. Я норовил бросить вызов всему в этом мире. Восторг от своей молодой силы и наглости наполнял меня, заставляя желать новых битв и свершений. Я твёрдо верил, что выйду победителем из любой ситуации.
И вот я встретил своего первого врага.
Как солнечные блики на воде, он плясал по поверхностям, и не было понятно, где он сам, а где его отражение. Его светлый мех слепил глаза, а взгляд красных плутовских глаз заставлял внимательно отслеживать это безумное перемещение, чтобы вновь его потерять. Смех его отражался от скал и долин, путался средь стволов деревьев, многократно усиливался и возвращался обратно в пещерах и гротах. И не было от него покоя ни днём, ни ночью.
Так продолжалось до тех пор, пока не настал момент предстать ему передо мной во всей своей силе и мощи. Он сплетался из неверного отражения света, который падал на всё в этом мире, до тех пор, пока пространство вокруг полностью не погрузилось во тьму, и лишь он один остался источником неровного и зыбкого мерцания. Таков был он сам: как дым клубящаяся шерстка, длинные подрагивающие уши, оставляющие за собой слабый отсвет при каждом движении, насмешливые красные глаза, как драгоценные камни, длинные лапы, не прекращающие своего ритмичного биения, многократно отраженного эхом во тьме, маленький нос, нервно ловящий воздух в усилии то ли принюхаться, то ли надышаться.
Его тонкий голос, повторенный сводами бездонной тьмы, был высок и весел, как хрусталь, звенящий при ударе:
— Наслышан о тебе, Колобок! Ты назван был Коло, как слепящее око на небосклоне, но зовут тебя чаще просто Колобок. Ты был сотворен ловкими руками всезнающей бабки и взглядом деда, потерянным в небе. Ты по воле своей покинул избушку в далёком лете, и путь свой избрав, начал восхищать этот мир. Долго следовал я за тобой, и вот этот час настал. Я предстал перед тобой, чтобы поглотить тебя без остатка. Я стану ярче и сильнее, чем когда-либо мог бы стать ты. С твоей силой я подчиню этот непокорный мир и стану его смыслом. Подчинись моей воле, маленькое солнце, стань моей силой!
Красные глаза его замерцали и стали заполнять эту бездонную тьму. Я взирал на него, такого могущественного и сильного, но видел я, что слаб он в своей беспокойной жадности. Он был одновременно везде и нигде. Власть его сладка и понятна, но непостоянна и неверна. Я знал, что ему ответь. Собрав весь свой голос в центре моего существа, я прокричал-пропел этому зыбкому свету:
— Прав ты, заяц, отражение отблеска света, сотворено было тело для моего свободного духа ласковой бабкой да строгим дедом. Сам я покинул приют их, избрав свою дорогу. И миром восхищён я более, чем он мной.
Но не прав ты, заяц, продолжение тени, в своей воле надо мной. Нет мне радости в твоём рассеянном свете и зыбком наслаждении в касании смыслов. Не покину я путь свой и не подчинюсь я власти твоей. Нет силы твоей надо мною, покуда есть свобода моя от тебя.
С этими словами прошёл я сквозь тусклый отблеск зайца, и тьма осколками начала опадать, возвращая миру его истинные краски. Радостно встретил он мою победу. Стали неподвижны отблески света и спокойны тени. Я продолжил свой путь.
Теперь я знал, что не всё, что на свету, то верно, отражение не есть сам объект. Я познал новые грани мироздания. Я стал сильнее и собраннее, и это пьянило меня лучше самого сильного и крепкого вина. Я жаждал показать миру свою силу, я ждал новых свершений.
И так я повстречал своего второго врага.
Он сидел на вершине горы и загораживал собой всё небо. Он не двигался с места, но взгляд его грозных глаз неотрывно следовал за мной. Казалось, что он хотел заменить собой весь мир, заняв всё доступное ему пространство. Куда бы я ни пошёл, я не мог избавиться от его тяжелого стального внимания. И не было этому конца и края.
Длилось это до тех пор, пока не пришло время, и дорога не привела меня прямиком к нему. Его косматая серая шерсть была вздыблена, как будто он был невероятно зол. Пространство вокруг него просто замирало: оно боялось его, восседающего на вершине мира. В горящих желтых глазах клубился огонь тщеславия и гнева. Власть сильных когтей была ему радостна, он издавал гулкий и рычащий хохот. Мир вокруг него останавливался, впадая в тяжелое безмолвие.
Наклонив свою пасть с громадными желтыми клыками, он, царь горы, пророкотал гласом, доносящимся отовсюду:
— Слышал я про тебя много, Колобок! Имя своё — Коло — ты получил в честь светила, что упрямо взбирается на небо после того, как каждый раз его побеждает тьма, но знает тебя мир под именем Колобок. Творила тебя послушная бабка, хранящая печь, и суровый дед, что стережёт небосклон. И оставил ты их надёжный стан, чтобы завороженный мир покорно дарил тебе славу и почести. Но не продолжишь ты более свой путь. Я, хозяин горы, поглощу тебя, и тем докажу свои права и величие. Я достоин стать хозяином мира! Я достоин быть ему законом! Подчинись мне, потомок солнца, отдай мне свою силу!
Он разинул огромную пасть и заключил меня во тьму, чтобы растворить в ней. Но я не боялся его. Я знал, что в своей гордыне он слеп, он не видит мира вокруг, он не знает значения звёзд. Его страшная мощь не пугала меня. Он был прост в своей злобе. Я знал, что следует мне сказать. Осознав свой собственный свет, я осветил тьму вокруг и, собрав всю свою волю, прокричал ему и пропел:
— Прав ты, волк, восседающий на вершине горы! Сотворено было тело для моего свободного духа ласковой бабкой да строгим дедом. Сам я покинул приют их, избрав свою дорогу. И миром я заворожен более, чем он мной. Но не прав ты, волк, вмёрзший в свой трон. Нет у тебя надо мной власти, и не знаю я страха пред тобой. Не вижу я сути в том, чтобы называть тебя законом, а мир этот так же свободен, как и я, и нет над ним хозяина и суда. Нет силы твоей надо мною, покуда есть свобода моя от тебя.
Я двинулся вперед, и тьма растворилась, уступая моему свету. Мир вновь обрёл свой ритм и движение. Оживая, он приветствовал мою победу. Не было более надо мной давления, и смог я свободно взирать на широкое небо. Так я продолжил свой путь.
Осознал я, что я есть не всё, и для того, чтобы по-настоящему видеть мир вокруг, нельзя заключать его в клетку для своего удобства и покоя. Обретенное знание полнило меня и давало новые силы для продолжения пути. Это взбудоражило меня более любого полёта. Я был готов показать миру всю свою силу и мощь, я был готов к новым свершениям.
И здесь я встретил своего третьего врага.
Шаги его были подобны грому, содрогающему мир. Он был медленен и тучен, но там, где он ступал, более не было порядка и жизни. Лапой своей опустошал он богатства мира. Дыхание его поглощало волю. И по-настоящему был он велик в своей разрушительной мощи. Казалось, ничто не сможет оспорить его беспощадную власть.
Так в своё время и в свой час путь мой остановился у его могучих лап. В чёрных глазах его сквозила ярость. Тяжёлое дыхание его поднимало плечи, подобные горам, царапая небо. Не знал он горести поражения или кротости смирения. Не было ему противника, и ведал он, что воля его всесильна. Ужас сковал этот мир.
Взор его чёрных яростных глаз упал на меня, пригвождая к земле, и тяжёлый бас заполнил пространство, стоило лишь заговорить ему:
— Я знаю тебя, Колобок. Имя своё – Коло – ты обрёл за подобие вечно горящему шару, слепящего каждого свои жаром, но зовут тебя все Колобок. Воплощён ты в жизнь бабкой, силу свою таящей, и дедом, предвещающим ненастье. Покинул ты их, на путь свой надеясь, что создал мир, тобой покоренный. Но более нет у тебя дороги, она заканчивается здесь, у меня, у ног разрушителя мира. Оставишь ты мне свою непомерную силу. Она принадлежит мне по праву. Вся сила этого мира принадлежит мне по праву, и я докажу это! Сдавайся на милость мне, непокорное солнце, отдай мне своё обретённое сияние!
Он навис надо мной всем своим телом, отсекая меня от всего мироздания. Но не страшен был он мне. Я видел, сколь он неповоротлив и однобок. Хоть мощь его поистине ужасала, но жизнь была всё же сильнее в своей справедливой мудрости. Он не знал про это, и потому не был по-настоящему велик и силён. Я понял, что следует сказать ему. Почувствовав поток жизни, что, наполняя, проходил сквозь меня, я и прокричал ему, и пропел:
— Что ж, ты прав, медведь, не терпящий порядок! Сотворено было тело для моего свободного духа ласковой бабкой да строгим дедом. Сам я покинул приют их, избрав свою дорогу. И миром я покорён более, чем он мной. Но вовсе ты не прав, медведь, терзающий пространство. Путь свой я вижу так же ясно. Не был он тобой дарован, и не будет он тобой оборван. Так же, как и я, силу свою ты черпаешь из мира. Право твоё я не знаю и не узнаю никогда. Нет силы твоей надо мною, покуда есть свобода моя от тебя.
Я продвинулся ввысь, и опала угроза пеплом. Спали оковы ужаса с этого мира, вдохнул он свою вновь обретенную свободу. Возликовал он моей победе. Я продолжил свой путь.
Я осознавал своё величие. Я победил неверный свет, я одолел жестокую гордыню, я сломил ярость разрушения! Я любил этот мир, и он отвечал мне взаимностью. Не было для меня более границ, не было мне более оков. Я был силён в своей славе, я был целен и полон. Я тонул в восторге своего величия.
Но однажды на пути моём вздрогнул воздух. Я озирался и не мог понять, что же случилось. Постепенно передо мной соткалась удлиненная рыжая морда. Не было у неё чётких очертаний, она струилась в воздухе, подобно мареву. Зелёный свет раскосых глаз взирал на меня с равнодушным любопытством. Не знал я, кто она и откуда. Она не была везде и нигде, как заяц, не была она и крепка в своей славе, как волк, не было у неё и всепоглощающей силы, как у медведя. Я не чувствовал её опасности. В своём мареве она медленно кружила вокруг меня, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую. Наконец она заговорила спокойным и мягким голосом, проникающим вглубь меня:
— Ведаю я тебя, Коло. Сотворила тебя кудесница, что знает силу слова, и хранитель небесных врат, что мыслит цену времени. Отказался ты от их покровительства, чтобы найти свой помысел. Ты любимец мироздания, Коло. Силу свою ты мне покажи, не стесняйся, я оценю её по достоинству. Боюсь, я знаю её цену лучше, чем ты, и она подойдёт мне более, чем тебе. Стань частью моей, гордое солнышко, силу свою ты мне посвяти.
Я был в замешательстве. Как не понимал я её силы, так не понимал и её слабости. Она просила, но не требовала. Не угрожала и не стремилась победить. Но всё же она пришла за моей силой, поэтому я решил ответить ей, как и всем своим врагам до этого:
— Ты права, лиса, призрачное марево, сотворено было тело для моего свободного духа ласковой бабкой да строгим дедом. Сам я покинул приют их, избрав свою дорогу. И мир любим мной более, чем я им. Но не права ты, лиса, рассеянная вокруг меня. Не буду я твоей силой, не буду я частью твоей, не остановишь ты путь мой. Я пройду сквозь тебя, и речи твои не побеспокоят меня. Нет силы твоей надо мною, покуда есть свобода моя от тебя.
И вот я собрался двинуться дальше, но она лишь засмеялась мелодичным спокойным смехом, что отражался колокольчиками от листьев деревьев. Отсмеявшись, она продолжила кружить вокруг меня, сужая круг.
Попросила она вновь повторить слова мои, потому что плохо ей, мареву, слышно. И повторял я вновь и вновь, пока не перестал быть уверенным в своих словах. Тогда круг окончательно сомкнулся на мне, поглотив и растворив. Я тонул и тонул, все никак не достигая дна. И как в насмешку, вдалеке над собой я видел маленький лучик света…
Тут Мастер Коло замолчал, и я как будто очнулся. Мне казалось, что я был там, когда Колобок покинул бабку с дедом и начал искать свою дорогу. Я был там, когда он столкнулся с зайцем и победил его, так же, как и после того, как он победил волка и медведя. Я чувствовал тот же восторг, что и он, от этой искрящейся силы. И так же, как и он, я чувствовал недоумение, когда он столкнулся с лисой из марева.
Я заметил, что за рассказом прошла вся ночь, и к горизонту уже подбирается рассвет, а джунгли ненадолго погрузились в безмолвие, в котором ночные жители уже закончили свои дела, но дневные ещё не начали. Но это не сильно волновало меня, я жаждал узнать, что же было дальше. Но Мастер Коло молчал, и, по-видимому, он не собирался продолжать свой рассказ.
Я не выдержал и спросил:
— Мастер Коло, а что же было дальше? Как вы смогли выбраться из ловушки лисы? В чём же была её сила и слабость? Это же не может быть всё!
Мастер Коло посмотрел на меня, как будто был застигнут врасплох, что у него был слушатель, а затем улыбнулся и перевёл взгляд на медленно, но верно выбирающееся из-за горизонта солнце.
— Возможно, что-то дальше и было, — наконец заговорил он, — но это уже не так важно. Рассказу было суждено закончится именно на этом моменте, и значит, так оно и должно быть… А лиса… Почему же ты думаешь, что у неё обязательно должны были быть сила или слабость? Лиса как лиса.
Мастер Коло пожал плечами и, взяв калабасу и термос, отправился в дом, оставив меня думать на веранде.
Солнце ярко сияло над горизонтом.
Ананда
март 2021
